Категории

Search

Tags

Гилберт Кийт Честертон


Мы с вами снова встречаемся в рубрике «Свидетели», героем которой будет персонаж, несомненно, известный всем нашим слушателям: Гилберт Кийт Честертон, выдающийся и популярный в России английский писатель и публицист. О Честертоне написано много - в том числе и на русском языке, поэтому мы лишь вкратце перечислим основные этапы его жизни и творчества и остановимся на тех, которые позволяют считать его именно свидетелем веры, да и то коснемся лишь малой части этого свидетельства.

Честертон родился в Лондоне 29 мая 1874 года в англиканской семье. Отец, Эдвард Честертон, служил агентом по недвижимости, а мама - Мари-Луиз Гроджин -- была дочерью швейцарского проповедника-кальвиниста и шотландки: именно бабушка-шотландка открыла перед внуком Гилбертом дверь в мир сказок, к которому он останется привязанным навсегда. Старшая сестра Гилберта - Беатрис - умерла в детстве. С младшим братом Сесилом Гилберта связывали крепкие культурные узы, помимо глубокой семейной привязанности. В своей автобиографии Честертон вспоминает, что, когда родился брат (Гилберту было тогда пять лет), он с удовлетворением воскликнул: «Наконец-то у меня будет публика, для которой говорить».

В 1881 году Честертон пошел в подготовительную школу, в 1886 поступил в старинную школу Св. Павла, в которой учились многие знаменитости. От других школ она отличалась тем, что находилась в самом Лондоне, и мальчики жили дома. В годы учебы Гилберт писал сначала стихи, а позднее и рассказы. За поэму о знаменитом католическом миссионере-иезуите Св. Франциске Ксаверии мальчик даже получил Милтоновскую премию.

После получения основного образования он поступает в Slade School of Art, а затем посещает университет, но так и не доходит до диплома.

В двадцатилетнем возрасте неуспехи в учебе, угасание отношений со школьными друзьями, вкупе с юношескими сомнениями, порождают в Гилберте глубокую депрессию, которой сопутствовало скептическое отношение к вере. Он начинает интересоваться спиритизмом, о чем позднее упомянет в «Автобиографии». Преодолев этот кризис благодаря чтению, в особенности Книги Иова, юноша пережил самое настоящее творческое возрождение. С 1895 года Честертон начинает работать в двух лондонских издательствах, а его собственные публицистические работы печатаются во многих крупных газетах и журналах. Они пользуются большим успехом, приносят ему скандальную славу (в частности, славу ярого противника англо-бурской войны) и, по сути, совершают переворот в английской публицистике. В 1900-м он пишет первый сборник поэтических сочинений, за которым последуют литературно-критические статьи. В том же году он знакомится с католическим писателем, поэтом и общественным деятелем Хилером Беллоком, дружба с которым будет сопровождать его всю жизнь. В 1901 году Гилберт Честертон женится на Фрэнсис Блогг. В 1904-м публикует свой первый роман «Наполеон Ноттингхильский», затем - несколько биографических произведений: среди них биография Чарльза Диккенса, Бернарда Шоу, Роберта Льюиса Стивенсона, -- а в 1908 году публикует «Ортодоксию», одно из наиболее значительных своих произведений, своего рода философскую автобиографию, исповедание веры. С поразительной человечностью Честертон излагает свою веру в первородный грех, в смирение. Каким близким он делает для читателя Того, кого называет «поразительным героем, наполнившим Собою Писание». На страницах книги писатель дает меткие определения различным мировоззрениям: по его словам, Католическая Церковь верит в свободу Бога и человека, кальвинисты оставили свободу Богу, но сковали человека, в то время как материалисты связали самого Творца. Честертон анализирует язычество и пантеизм, приходя к выводу, что только христианство может приводить к активной этике и социальным реформам. Не считая себя «умелым богословом», Честертон в одном только абзаце объясняет Пресвятую Троицу: «Учение о Троице - бездонная тайна, а я не слишком умелый теолог. Достаточно сказать, что эта тройная загадка бодрит, как вино, и греет, как английский очаг; и то, что так смущает разум, удивительно успокаивает сердце. Но из пустыни, из глухого песка и яростного солнца идут жестокие дети одинокого Бога, настоящие унитарии, которые с ятаганом в руке разорили мир, - ибо нехорошо Богу быть одному». С глубочайшим благоговением автор говорит о Страстях Христовых. По его мысли, Господь прошел в них не только через страдания, но и через сомнения: «В каком-то сверхчеловеческом смысле Он прошел через наш, человеческий, ужас пессимизма. Мир содрогнулся и солнце затмилось не тогда, когда Бога распяли, а когда с креста раздался крик, что Бог оставлен Богом. Пусть мятежники ищут себе веру среди всех вер, выбирают Бога среди возрождающихся и всемогущих богов - они не найдут другого Бога - мятежника. Пусть атеисты выберут себе бога по вкусу - они найдут только Одного, Кто был покинут, как они; только одну веру, где Бог хоть на мгновение стал безбожником».

В 1909-м Гилберт Кийт Честертон переезжает с супругой в Биконсфилд; в период между 1911 и 1936 годом, помимо множества других сочинений, он начинает писать рассказы об отце Брауне. Наверняка многие из нас читали эти рассказы или еще прочитают. Сам Честертон говорит в «Автобиографии», что у отца Брауна есть реальный прототип - отец О'Коннор. Этот «тихий, милый» священник, с которым писателю довелось вести долгие беседы, поразил его своим знанием самых низких ступеней человеческого падения, он был истинным знатоком человеческой души и ее соблазнов. Поэтому Честертон решил написать рассказ, где не ведающий зла священник знает больше всех о преступлении и преступниках.

В 1922 году Честертон вступает в лоно Католической Церкви, под духовным руководством отца Джона О'Коннора. «Если бы мне сказали, что через пятнадцать лет я буду мормонским проповедником у каннибалов, я удивился бы меньше, чем правде, а именно - тому, что через эти самые пятнадцать лет он примет мою исповедь и введет меня в лоно Церкви», вспоминал Честертон. Однако, этот шаг был совершенно логическим завершением всего предыдущего пути, выраженного в его творчестве, начиная с его восприятия самого поэтического вдохновения. Он утверждал, что поэт не может радоваться природе, если не связывает ее с Богом. Язычники и пантеисты любили природу, «природа в сказках вроде феи-крестной. Но феи-крестные добры к тем, кого крестили, а как крестить без Креста?». Язычники, -- пишет он, -- могут любить природу только в том случае, если они косвенно верят в Бога. А если исчезает мысль о Боге, о сознательной цели творения, то многоцветный пейзаж ничем не отличается от многоцветной мусорной кучи.

О Честертоне можно сказать, что он давно вошел в дом, и ему оставалось только найти комнату. Почему же - именно католичество? Вот его слова: «Когда меня или кого-нибудь другого спрашивают: «Почему вы приняли католичество?», мы отвечаем быстро и точно, хотя и не для всех понятно: «Чтобы освободиться от грехов». Никакая другая религия не может действительно освободить человека от греха. Многим кажется странным и непонятным, что, по учению Церкви, исповеданный и отпущенный грех уничтожен, не существует и человек начинает жить заново, словно и не грешил»... «Таинство покаяния дает нам новую жизнь и примиряет нас с миром, но не так, как примиряют оптимисты и поборники наслаждения. Радость дается не даром, она обусловлена раскаянием. Другими словами, цена ей - истина, или, если хотите, реальность. Мы должны увидеть себя такими, какие мы есть. Когда так видят только других, это называется реализмом». Честертон говорит, что зло могла победить только исповедь, с которой кончается одиночество. Но дело, конечно, не только в покаянии и исповеди. Честертон писал, что католичество - это единственная система, которую удовлетворяет не истина, а Истина - с большой буквы - хотя и составленная из многих частных истин. Он писал, что вера внесла единство в его жизнь, в его мысли и действия, что католическая вера - единственная, которая, по его словам, «подумала обо всем». «Я верю, что есть ключ, открывающий все двери, -- писал он в «Автобиографии», -- Я знаю, что тот, кого зовут Pontifex Maximus, строитель мостов, зовется и Claviger, несущий ключи. А получил он эти ключи, чтобы связывать и разрешать, когда рыбачил в далеком захолустье, у маленького, почти тайного моря». «Строитель мостов», подчеркивает Честертон, гарант того единства, к которому пришла вся его жизнь.

Большую роль в решении стать католиком сыграл и Боллок. А крестил Честертона отец-доминиканец Винсент МакНабб.

Гилберт Кийт Честертон получил степень почетного доктора в университетах Эдимбурга, Дублина и Нотр-Дама, а также стал лауреатом Ордена святого Григория Великого, когда в 1929 году посетил Италию и Ватикан.

Продолжение нашего очерка вы сможете услышать в следующем выпуске рубрики «Свидетели». До встречи в эфире!

По материалам Радио Ватикан

Продолжение:

В своей статье «Честертон, или Неожиданность здравомыслия», С.С. Аверинцев цитирует его поэму «Белый конь»: ее герой - английский король IX века Альфред Великий. Он терпит сокрушительное поражение и в беде вопрошает Деву Марию, чем все это кончится, и Богородица отвечает: человеку дозволено проникать в самые глубокие, самые сокрытые тайны, но ему не должно спрашивать об исходе, о результатах собственной борьбы. Ему достаточно знать, за что ведется борьба.

Тот же король Альфред переодевается нищим и идет в услужение к бедной женщине на кухню. Мнимый слуга не справляется со своим делом и получает затрещины от своей хозяйки. Король, сначала ошарашенный от невообразимого прежде поступка, начинает от души смеяться над собой и в этом смехе освобождается для новой жизни. Теперь и только теперь он - настоящий король, потому что побывал наказанным слугой.

Это умение посмеяться над собой всегда сопровождало Честертона. Но дело не только в шутке и смехе. Честертон считал себя по-настоящему счастливым человеком. С. Аверинцев задается вопросом, надо ли верить Честертону, когда он говорит, что у него была самая лучшая семья на свете и что в детстве он был счастливее всех. И говорит о «свойстве жизни Честертона быть счастливой». Ведь жизнь как таковая не может дать счастья, она предоставляет нам условия для счастья и вместе с этим - достаточно благовидных предлогов, ссылаясь на которые мы можем избежать этого счастья. И секрет счастья Честертона - в благодарности. Он не считает, что ему что-либо причитается, и с благодарностью принимает все, что ему даровал Бог. Он сам называет это «культом благодарности». А разве не в благодарении, Евхаристии, заключается христианский реализм? Обратимся к словам самого Честертона (из Автобиографии): «Не так уж важно, пессимизмом или оптимизмом клянется человек, если он потерял способность радоваться тому, что у него есть. Ведь самое трудное для нас, людей, не радоваться столбам и цветочкам, а радоваться радости. Труднее всего действительно любить то, что любишь. В том-то и проблема. Мне казалось вначале и кажется сейчас, в конце, что ни пессимисты, ни оптимисты не решили загадки, потому что и те и другие забыли о смирении и о благодарности недостойных. Мысль эта много важней и удивительней, чем мои личные мнения, но привела меня к ней нить благодарности, легкая и тонкая, как пух одуванчика. Эта нить привела меня к взглядам, которые не только взгляды. Может быть, только они одни больше, чем просто взгляды.

Дело в том, что тайна смирения стала действительно тайной. Ее почти забыли, выбросили на свалку вместе с ворохом других негодных истин. Представьте себе, что, скажем, настой из одуванчиков - великолепное лекарство, но рецепт его сохранился только у старой нищенки, которую вся деревня считает ведьмой. И счастливый гедонист, и тоскливый пессимист закоснели в гордыне. Пессимист гордился пессимизмом, потому что во всем мире не находил ничего себе под стать. Оптимист гордился оптимизмом, потому что в куче всякой дряни находил кое-что сносное. И среди тех, и среди других были хорошие люди, но у них не было той добродетели, о которой я думал. Одни считали, что жизнь дурна, другие - что жить можно; но никому и в голову не приходило благодарить за самое маленькое благо. А я все больше и больше верил, что, как это ни странно, ключ именно тут, и потому все ближе подходил к тем, кто специально занимается смирением, хотя для них дверь вела в небо, а для меня - на землю». Как метко провел писатель различие между человеком, вопрошающим «Что есть человек, что Ты помнишь его?» и сварливым майором в клубе, кричащем: «Что за дрянь вы мне подсунули?».

Вспоминая слова Честертона о смирении, нельзя не вспомнить и его размышлений на тему гордыни. Он посвятил ей целую статью под названием «Если бы мне дали прочитать одну проповедь...». Честертон говорит, что ее темой выбрал бы непременно гордыню, с которой началось все зло в мире. Он проводит разницу между гордостью и гордыней: человек, гордящийся чем-то, существующим вне его, признает предмет своей гордости и благодарен ему. А человек, которому присуща гордыня, считает себя мерой всех вещей, он примеряет все на свете к себе, а не к истине. И в конце своей вымышленной проповеди объясняет понятие гордыни на примере патриотизма. «Это одно из самых благородных чувств, когда патриот говорит: «Достоин ли я Англии?» Но стоит ему высокомерно сказать: «Я - англичанин!», и патриотизм обратится в гнуснейшее фарисейство. Мне кажется, не случайно именно в католических странах - Франции, Ирландии, Польше - флаг для патриота - пламенный символ, много более ценный, чем он сам; в странах же, особенно чуждых католичеству, патриот восхищается своей расой, своим племенем, кровью, типом и собой как их представителем.

Гилберт скончался в 1936 году, после «незаслуженно счастливой жизни», как он сам говорил. Перед смертью рядом с ним находились его жена Франсис Блогг, секретарь Дороти Коллинс, к которой он относился как к дочери, и друзья. Честертон получил последнее Причастие из рук приходского настоятеля отца Смита, а отец МакНабб, крестивший Честертона, после пения Сальве Регина освятил перо, которым Честертон написал тысячи и тысячи страниц. Месса отпевания Честертона в кафедральном соборе Вестминстера совершил монс. Роналд Нокс, по необычному совпадению также обратившийся из англиканства и автор детективных романов. Честертон был похоронен на католическом кладбище Биконсфилда, рядом с приходской церковью Св. Терезы Младенца Иисуса.

Папа Пий XI направил телеграмму главе английских католиков, в которой писал, что молится и оплакивает кончину того, кого называл «преданным сыном Святой Церкви, талантливым защитником католической веры» (defensor fidei). Это - второй раз в истории, когда Папа наделял титулом «защитника веры» англичанина. Светские газеты подвергли цензуре телеграмму Папы, так как считали, что подданному королевства неуместно давать подобных титулов. Но если учесть, что прежде него Лев X в наделил этим титулом за противостояние лютеранству в XVI веке Генриха VIII, затем скандально порвавшего с Католической Церковью, -- вряд ли писатель бы обиделся на такую цензуру...

По материалам Радио Ватикан