Требуй от своей души отчета

• Категория:

• Исповедь

"Требуй от своей души отчета обо всем происшедшем с минуты пробуждения до момента испытания совести. Вспоминай каждый час или переходя от одного отрезка времени к другому, анализируй сначала мысли, потом слова и, наконец, дела".

Огромное желание любви

В третьем пункте игнацианского испытания совести, прежде всего, бросается в глаза слово "требовать". Кажется, будто речь идет о некоем категорическом императиве. Речь здесь идет об огромной требовательности любви - свойстве, не имеющем ничего общего ни с притязаниями, ни с "законными правами". Это "требование" в смысле духовном, огромная жажда, "потребность".

Совершая испытание совести, мы оказываемся, прежде всего, перед самым большим из всех "требований" - "потребностью" любви, которую испытывает Бог к человеку. Именно это чувство звучит в возгласе Иисуса Распятого: "Жажду". В истинной любви всегда присутствует удивительная определенность, - "категорический императив любви". Любовь не знает полумеры. Она заставляет людей полностью принадлежать друг другу и требует абсолютной взаимности.

Скудость, "трезвый расчет", поиск выгоды - все это свидетельствует о страхе - как перед самоотдачей, так и перед необходимостью принять любовь. Неспособность довериться любви всегда связана с боязнью принять ответное чувство. Не может одарить любовью тот, кто не умеет отвечать на любовь.

Открывая для себя беспредельную "тоску" Бога по любви человека, мы задумываемся: каково же наше "требование", наша "потребность", жажда любви Бога? Каким образом и с какой силой проявлялась она в нашей жизни?

Время и любовь

"Требуй от своей души отчета обо всем происходящем с минуты пробуждения до момента испытания совести".

"Требование", "потребность", жажда любви пронизывает "всякий час и всякое время" дня. Это - следствие самой сущности любви. Настоящие отношения между женихом и невестой, мужем и женой не совместимы ни с одним днем неверности, когда, пусть "на короткое время", любимое существо остается без любви.

Из любви нельзя вычеркнуть "некоторое время", даже один час, потому что любовь - не одна из "функций" человека, а образ бытия. Любовь входит в само понятие человечности. Исключить хотя бы малое время из опыта любви - значить перечеркнуть отношения вообще.

Бог, пребывая вне времени, любит человека "предвечно", и поэтому Его любовь необратима, безусловна, абсолютна. Время - это "проблема" человека. Существуя во времени, наша любовь становится условной, обратимой и ограниченной. Неверность способного на предательство в любви - вот постоянное искушение человека.

Верность требует того, чтобы все человеческое время было вовлечено в опыт любви. Время принадлежит тому, кого любят. Любящим постоянно недостает времени, они не могут друг другом насытиться. "Неспокойно сердце человека, пока оно не успокоится в Боге" (бл. Августин), поскольку одна лишь действующая предвечно Божественная любовь может сполна насытить человека. Ограниченная во времени человеческая любовь всегда оставляет некоторое пространство незаполненным, и именно туда приходит со Своею любовью Бог.

Неспособность человека насытиться переживаемой во времени любовью Бога очень точно передается словами евхаристического песнопения (перевод с польского подстрочный): "Хвалой и благодарением Иисусу, сокрытому в Пресвятых Дарах, да будет каждое мгновение. Сколько минут в часе, сколько часов в вечности - столько будь Ты прославен, возлюбленный Иисусе". В этом гимне отразилось переживание невозможности насытиться любовью Бога здесь, на земле.

Ответ Богу "во всякий час и во всякое время" не имеет, однако, ничего общего с "неустанным самоконтролем сознания". Такая "неустанность" привела бы к постоянному напряжению и психическому надрыву. Речь здесь идет о более глубокой, как бы подсознательной собранности.

Обратимся к примеру. Мать троих детей некогда с удивлением рассказывала мне о том, что ее будит самый тихий плач малыша - и одновременно она может крепко спать при сильном шуме и грохоте.

Это свидетельство того, как не только сознательное, но и подсознательное любовное внимание матери может быть сосредоточено на ребенке.

"Подсознательное" в данном случае выступает не только как совокупность неосознаных инстинктов, потребностей, страстей, но и как "пространство", в котором пересекаются самые сокровенные духовные устремления, ожидания, надежды. Именно благодаря "пространству", человек не в состоянии заглушить в себе духовные потребности и тоску по ним.

"Я сплю, а сердце мое бодрствует" (Песн 5, 2). Во время сна наше сознание выключается, но "бодрствует", и причем очень активно, эмоциональная сфера. Об этом свидетельствуют многочисленные сны, в которых нет рациональной логики, но существует другая, глубинная логика наших потребностей, желаний и страхов. "Прочитать" ее относительно просто лишь при условии того, что мы хоть немного знаем себя. Вот пример из жизни отцов-пустынников.

"Один молодой монах спросил отца Даниила:

- Почему, добрый отче, мне так часто бывают чувственные сны?

- В снах кота всегда полно мышей, - ответил отец Даниил" (Р.Керн "Юмор отцов-пустынников"', Люблин, 1991). Мы всегда думаем и видим сны о том, чего более всего желаем. Точно так же и страхи, словно кривое зеркало, отражают наши самые глубокие, хотя, быть может, бессознательные желания. Даже очень хорошо "замаскированные" (часто другими, внешне совершенно "невинными" потребностями), рано или поздно они дадут о себе знать.

"Я сплю, а сердце мое бодрствует" (Песн 5,2). Эти слова можно отнести не только к телесному, но и к духовному сну, когда человек пребывает в убеждении, будто подавил в себе все духовные потребности. Сон, в том числе, духовный, - состояние преходящее. Человек имеет свойство просыпаться. А значит временная духовная "потерянность", "духовная дремота" человека, даже если она кажется "постоянной", на самом деле, состояние переходное. "Требование", "потребность", жажда безусловной любви Бога рано или поздно просыпается в сердце человека, который искренне считает себя неверующим. Эти чувства останутся неудовлетворенными, пока не обретут гармонию в Боге. Если бы человек захотел уничтожить свои духовные потребности, ему пришлось бы уничтожить самого себя.

Вначале о мыслях, затем о словах и делах

"Требуй отчета, анализируй сначала мысли, потом слова и, наконец, дела".

В этом фрагменте испытания совести нашла свое отражение первая заповедь, в которой Бог требует, чтобы мы ответили на Его любовь "всем сердцем, всею душою, всем разумением и всею крепостию своею". Человек должен отвечать Богу во всех проявлениях, на всех уровнях своей жизни. По-другому любить нельзя. Можно любить (или, по крайней мере, стремиться любить) всецело, или не любить вообще. Иисус не мог требовать от нас "частичной" любви - только разумом, только сердцем или одной лишь душою. Выполнить это было бы невозможно. Раздвоение между мыслями и переживаниями - признак распада личности. Чем оно сильнее, тем глубже внутренний разлад. Само требование любить только частью личности - разумом, сердцем или душой - заключает в себе противоречие, ибо любовь по сути своей требует внутреннего единства, абсолютной самоотдачи на всех уровнях человеческого бытия. Разум, эмоции, опыт принятия решения, слова и поступки, прочие реакции в высшей степени связаны друг с другом. Изолированно рассматривать их невозможно.

Существует однако четкая "иерархия" познания: "анализируй сначала мысли, потом слова и, наконец, дела". Мы не поймем наших слов и поступков, не осознав сперва мысли, отражающей глубинные желания и сокрытые мотивации.

Святой Игнатий рассматривает мысль не как поток интеллектуальных ассоциаций, а в библейском значении этого понятия - как полный и всеобъемлющий результат внутреннего опыта, созданного разумом, сердцем, душой и всеми прочими человеческими силами, принципиально влияющими на формирование самых сокровенных человеческих желаний.

Целостное представление о человеческом опыте играет решающую роль в осуществлении выбора, поиске нужных слов и решений. Оно формирует всю систему человеческих действий и реакций, все, чем человек является и чем живет.

Разбивая внутреннее единство работы разума, сердца, души, других составляющих личности, мы нарушаем принцип внутреннего единства человека, подвергая тем самым угрозе не только духовное, но и эмоционально-психическое его состояние.

Духовность - наиболее тонкая и одновременно наиболее трудная для феноменологического описания сфера человеческого бытия - в настоящее время оказалась перед реальной опасностью не только пренебрежительного отношения, но и формального "исключения" ее из рассуждений о человеке и его повседневной жизненной практике.

О том, куда ведет такая методология подхода к человеку, свидетельствуют современные идеологические системы, в рамках которых осуществлялись попытки уменьшить или полностью отбросить роль духовной сферы человеческой личности. Расшатывание в человеке гармонии, установленной Богом в процессе сотворения, привело не только ко множеству личных трагедий, но и к массовому уничтожению десятков миллионов человек.

Смысл ежедневного испытания совести состоит в воссоздании мира и гармонии на отдельных уровнях человеческой личности ради внутреннего воссоединения их. Таким образом человек восстанавливает свое "человекообразие" и одновременно становится подобен Богу. Он открывает запечатленный во всей своей личности Образ, который является для него не только даром, но и совершенным образцом согласованного взаимодействия всех сфер личности - разума, сердца, души и прочих сил.

Человек ответственен перед собой и перед Богом за свою человечность, за свое подобие Творцу.