Светлый человек Пасхальной тайны

20-10-2010

• Категория:

• Теги:

• Церковь в России

Об итальянском священнике Бернардо Антонини вспоминают преподаватели и слушатели московской школы Библии, которая названа его именем - именем выдающегося экзегета и пастыря.

К сожалению, нам не удалось восстановить имена всех участников беседы, но, надеемся, они простят нам свою анонимность, ибо в данном случае предмет разговора важнее его субъектов.

Обычно наш сайт не балует вас, дорогие читатели, иллюстрациями, но в данном случае мы решили поместить портрет дона Бернардо в российском контексте - контексте суровой зимы и дальней дороги.

Ждём ваших свидетельств и воспоминаний!

Прелат Андрей Стецкевич: Мне кажется, очень хорошо, что мы собрались вместе, чтобы говорить о доне Бернардо, говорить о нем как об апостоле, которого Иисус Христос послал на эту Землю, к нам. Хорошо, что есть люди, которые хотят не забывать пример его жизни.
У меня много разных воспоминаний, иногда удивительных, иногда на первый взгляд странных. Я вспоминаю его молитвы, когда он бывал в семинарии. Я к своему удивлению заметил, что он всегда молился на первой скамейке в часовне. А мне всегда казалось, что место преподавателя - на последней скамейке. По крайней мере я молюсь на последней. Почему? Я всегда смотрю, как ведут себя семинаристы. Ведь в часовне можно молиться, размышлять, читать Библию или какую-то благочестивую книгу - и это все видит воспитатель. Но в часовне можно и дремать, можно заснуть - воспитатель увидит и это.
Дон Бернардо всегда оставался на первой скамейке, он не хотел осуждать семинаристов, смотреть на них. Но вместе с тем он хотел стать примером молитвы, хотел, чтобы семинаристы - сами уже взрослые люди - смотрели на него как на того, кто молится, размышляет, видели человека, который погрузился в Библию.
Конечно, он знал ее почти наизусть. Но почти всегда держал ее в руках, потому что Слово Божие и свидетельство были очень важны. Он располагался на первой скамейке как свидетель молитвы. Он, с одной стороны, находился ближе к Господу, к дарохранительнице. С другой стороны, был примером для тех, кто должен был подходить все ближе и ближе и наконец достичь момента, когда окажется рядом с ним, увидит, что происходит в его внешности и внутреннем мире.
Еще одна история. Впервые я увидел дона Бернардо, когда он уже был ректором семинарии. Архиепископ Кондрусевич пригласил меня работать в семинарии и сказал: «Иди, там есть ректор, вы поговорите». Я подумал: «Как же мы поговорим?», ведь я почти не говорил по-русски. Это был 1994 год, и дон Бернардо тоже не совсем хорошо говорил по-русски. Но я вошел и увидел, что он держит в руках четки Розария. И я подумал: «Мы договоримся». И - договорились.

Слушательница Школы Библии: Помню времена, когда храм еще был разделен на несколько этажей. Проходила конференция, в президиуме сидел дон Бернардо, были и православные священники. Когда конференция завершилась, все стали прощаться. Дон Бернардо обнялся и поцеловался со всеми гостями, сидевшими в президиуме, потом вышел в зал и каждому пожал руку. Это меня удивило - такая благорасположенность была необычной.

Прелат Андрей Стецкевич: Это, действительно, был его жест, жест встречи. Он хотел встретить тех, кого видел, кого привел к нему Господь. Он всегда был открыт, готов пожать руку, поцеловать.

Еще одна слушательница: Дон Бернардо написал великолепную книгу «Почему я люблю Россию».
Я же хочу рассказать, почему я люблю дона Бернардо. Я познакомилась с ним в колледже, когда он приехал из Италии. Это был 1993 год. Колледж находился в Филях, условия были неподходящие, мессу часто приходилось проводить в узком коридорчике.
Но я хочу сказать о другом. Он подобрал великолепный коллектив преподавателей. Елена Михайловна Сморгунова, о. Стефано Каприо... Очень много было замечательных преподавателей. Удивительно - все они были и великолепными специалистами по тому или иному предмету, и великолепными людьми.
Сам дон Бернардо читал предметы «Документы II Ватиканского Собора» и «Экзегезис». Он плохо владел русским языком, но мы безумно любили его слушать. У него был ограниченный запас слов, но то, что он говорил, шло от сердца к сердцу. Он бережно укладывал слова в наши души и сердца. И мы не только познавали - а ведь у всех была огромная жажда познания Бога. Он говорил очень мягко, аккуратно, и все это легко укладывалось в душу.
Каждого студента он любил по-своему, любил всех. Он встречал человека и первым протягивал руку, иногда и обнимал. Почти для каждого у него был комплемент, своего рода "кличка" (хотя это слово звучит грубо и не совсем точно). Он видел и отмечал каждого. «Вот идет суперстудент», - говорил дон Бернардо. Если человек чем-то помогал ему, он говорил: «Главный секретарь Ватикана». Все это было прекрасно.
Мессы проходили в узком коридоре. Но он всегда говорил: «Пройдет совсем немного времени, и у нас будет здание колледжа, будет часовенка. Прежде чем прийти на занятия, вы будете приходить в часовню». Но многим из нас это казалось утопией, такое уж было время. Мы радовались и благодарили Бога за то, что у нас было хоть какое-то помещение в техникуме. Но его мечта сбылась.
То, что он отдавал много сил, было видно. Когда семинария уехала в Петербург, а колледж остался здесь - в это время он по-прежнему был и ректором колледжа, и ректором семинарии. В пятницу до Бернардо был в Петербурге, а в субботу у нас была его лекция в колледже. Рано утром, в 8 часов, уже начинался Розарий. И вот он читал Розарий, всегда сидел в первых рядах, всегда встречал день с улыбкой. Некоторые студенты приходили еще сонными, но, глядя, как он читает, пробуждались.
Ему было очень трудно переносить дороги. Но когда мы спрашивали, устает ли он, он всегда отвечал: «Нет. Я высыпаюсь в поездах». Хотя наверняка иногда он проводил ночи в беседах о Боге. Мы видели - он приходил уставшим. Но он умел и восстанавливать силы. Он читал нам фразу, и пока мы записывали - а записывали все - он отдыхал, но, когда мы заканчивали писать, тут же поднимал глаза и не теряя мысли продолжал говорить.
Иногда мне было очень его жалко, хотелось подойти и сказать: «Дон Бернардо, мы не стоим того, чтобы Вы так мучились». Но, слава Богу, я этого не сказала. Я поняла - он очень спешил передать все свои знания нам.
Он все свои силы отдавал нам, и я счастлива, что на моем жизненном пути встретился такой человек. Он очень обогатил меня. Иногда мне хочется его жизнь и работу сравнить со свечой. Как будто это огромная свеча, которая светила нам, католикам России, освещала наши души, сердца, отдавая тепло. Он отдавал себя целиком, согревал нас, не жалея себя. Но согревал не только людей в России.

О. Игорь Ковалевский: Я могу сказать, что являюсь человеком, который одним из первых в России познакомился с доном Бернардо. Это было еще до 1993 года. Он меня всегда называл меня своим первым секретарем, хотя я старался никогда этого не афишировать.
Я стоял у самых истоков его работы здесь, помогал ему чем мог, поскольку мой итальянский был лучше, как он считал, чем его русский. Это было и редактирование текстов, и преподавание библейских дисциплин, и вообще помощь в житейских вопросах. Потом я уехал, но контакт не прерывался. Когда я приезжал в Россию, мы всегда встречались. Он спрашивал, как у меня дела, рассказывал, что происходит здесь.
В моей памяти дон Бернардо остался человеком, который действительно любил Церковь. Для меня это было удивительно. Удивительно было увидеть человека реального.
Мы много говорим о молитве, о необходимости стяжания добродетели, святости. В нашей культуре эти понятия превратились в некую абстракцию. Но здесь, в доне Бернардо, я увидел реального человека со своим темпераментом, с характером. И я понял, что Бог нас всех ведет к святости, невзирая на то, какие мы есть. Понял это потому что увидел перед собой реального, живого человека, о котором можно говорить то же самое, что и о каждом из нас. Это не был какой-то недоступный святоша. Для меня это очень важно.
Я с ним много спорил. Он все внимательно слушал, часто мне возражал, часто соглашался. У нас были очень живые отношения. Я это очень ценил - его умение понимать, вслушиваться, пытаться понять, услышать.
Ему было очень трудно. И не только потому, что времена были тяжелые, но и просто потому, что он очень плохо знал русский язык и по началу плохо вникал в эту культуру и уклад жизни.
Помню историю, произошедшую во времена, когда он жил на Петровке. Это была огромная коммунальная квартира, и он был первым, кто принес туда технику. Сегодня трудно удивить кого-то копировальным аппаратом дома, а тогда иметь такой аппарат, а затем - компьютер, да еще "Макинтош". Это была редкость...
Он хотел, чтобы было компьютерное обеспечение было на итальянском языке. Тогда всего одна или две конторы на всю Москву занимались этими вопросами. Они искали специалиста, который после нашел программное обеспечение на итальянском языке, специально для него.
К дону Бернардо приходило много народа, кроме того, он был иностранцем (хотя и живет просто). В той же квартире жила очень типичная советская старушка. Вы можете понять, что я имею в виду. Если она встретится вам на улице, лучше обойти ее стороной. Однако такие люди ни у кого из нас не вызывают удивления. Все понятно, мы все знаем, как жилось раньше...
Так вот. Дон Бернардо научил ее одной вещи, для меня потрясающей. Он научил ее улыбаться. Я видел, как она начала улыбаться, и это изменило ее жизнь. Она стала способна увидеть радость в этой жизни. Не знаю, уверовала она в Бога или нет. Но то, что она начала улыбаться и добрыми глазами смотреть на людей, изменило ее жизнь.
Мне всегда мне было приятно с ним общаться, потому что в нем я видел человека Церкви; человека, преданного Церкви и понимающего Церковь. Я видел человека, который великолепно знал латинскую музыкальную культуру, латынь, латинский язык, но - в то же время - просто жил II Ватиканским Собором. Для него одно не противоречило другому.
Я видел в нем человека, который был великим молитвенником и в то же время был близок к людям. Он мог пойти на прием к чиновнику, например, в Департамент образования. Это был человек, который мог сердиться и злиться. Но одновременно с этим он мог потом улыбаться, хлопать по плечу и умел прощать. Именно эти качества нужны человеку Церкви и вообще каждому христианину.
Это был человек, связанный с Церковью, послушный Церкви и иерархии Церкви. В нем я всегда видел символ священника. Он реализовал свое призвание священника. Для меня это очень важно. Нет четкой грани между личными качествами и служебными, что ли. Он умел свое призвание к священству реализовать через общение, через свою детскую непосредственность.
Только представьте - пожилой человек приезжает в совершенно чужую страну, не зная ни языка, ни культуры, и здесь отдает свою жизнь, силы, энергию. Это заслуживает уважения. Одновременно он сохраняет послушание иерархии Церкви. Это то, чему каждому из нас надо учиться, - подобному воцерковлению, ощущению того, что такое Церковь.
Я не привязался слишком близко эмоционально к дону Бернардо потому, что я с ним поработал, а потом уехал. Но он меня научил этой великой вещи - чувствовать Церковь. Он прямо говорил мне: «Да, я могу уйти, но Церковь останется». Так было и в его жизни. Да, он поехал работать в Казахстан, но семинария осталась. Важно это понять. Семинария, которую он основал, была не семинарией дона Бернардо, а семинарией Римско-Католической Церкви, а он был лишь слугой, основателем.
«Мы слуги ничего не стоящие» - он это великолепно осознавал. Это одно из главных качеств, которые я в нем очень ценил и уважал, то, чему мне и каждому из нас нужно учиться.

Прелат Андрей Стецкевич: Интересно, что в его жизни бывали периоды, когда он каждый день исповедывался. Нет возможности говорить больше, но нам хорошо бы осознать чувствительность его совести, его чувствительность перед Богом. Он каждый день хотел стоять перед Богом с обновленной, чистой совестью.

Одна из слушательниц: Да, он любил всех студентов. Но иногда и злился. В самом начале занятий он всем подарил по прекрасной Библии. Дон Бернардо требовал, чтобы на занятия всегда приносили Библию, чтобы читали ее днем и ночью.
Однажды он задал такой вопрос: «Сколько глав в Евангелии от Матфея?» Все молчали. Он задавал этот вопрос о каждом из Евангелий. Но мы же пришли не для того, чтобы главы знать, а чтобы познать Бога... Это казалось главным. Он не придал особого значения ситуации. Наступило следующее занятие, он задал тот же вопрос. Опять молчание. И тут он сказал: «Что же это вы? Где ваша Библия? Что, ее продали? Каждый московский таксист знает, сколько глав в Евангелии, а вы не знаете». И уже на следующее занятие все отвечали на его вопросы, и он был очень доволен.

О. Игорь Ковалевский: Сразу после рукоположения мы с отцом Дмитрием Мишеневым поехали в Святую Землю. Группа была очень маленькая, но немного странная. Дон Бернардо говорил всем, что он русский, итальянский русский. Но даже торговцы-арабы в Святой Земле после двух его слов на русском понимали, что это не совсем тот русский, который им нужен.
Нам потом рассказали, что на нашу группу смотрели немного странно, не могли определить, откуда мы. Действительно, было необычно. Мы с о. Дмитрием общались по-польски, мне это было проще. Дон Бернардо говорил по-русски. Дьяконы - нынешние священники - говорили на чистом русском, о. Пьер Дюмулен говорил с доном Бернардо то по-русски, то по-французски, то по-итальянски.
В группе было несколько человек, но в ходу были все языки. И когда дона Бернардо спрашивали: «Откуда он?», он отвечал, что он русский. Так он умел любить Россию...
Мне кажется, это тоже одно из его великих качеств. Он умел любить эту страну, несмотря на то, что пережил здесь очень сложные годы. Его книга тоже свидетельствует об этом. Священникам и всем верующим католикам это тоже пример. Нам самим нужно научиться любить Россию, а не чувствовать себя здесь чужеродным телом. Дон Бернардо, несмотря на то, что был иностранцем, действительно любил эту страну.
Я часто спрашивал его: «Что Вы здесь делаете?» Я задавал прямой вопрос, и он прямо отвечал: «Я должен здесь проповедовать. Здесь есть в этом потребность».

Слушательница: Я вспоминаю такую историю. Дон Бернардо подготавливал духовную часть паломничества в Святую Землю. Я помню, какой он был работяга, духовный работник. Каждому он напечатал какие-то материалы по местам паломничества. Мы приехали на Мертвое море. Все бросились купаться, а он уехал. Когда автобус вернулся, я спросил, почему он уехал в жару, в автобусе без кондиционеров и не стал купаться. «А как же, - ответил он. - Я должен готовиться, я же буду рассказывать о местах, которые мы проезжаем».
У него была способность привлекать к себе людей. Там было много групп из Италии, они все были с епископами. Он заговорил с какой-то группой, люди отошли от епископа, они были довольны разговором. потом подошел епископ, тоже стал слушать... Потом он обнялся с епископом, с людьми. У него была способность располагать людей к себе.
Конечно, он очень уставал. Когда мы были в Иерусалиме, во время ужина сидели с ним за одним столом. Он был очень уставшим. Мы уже должны были собираться, но хотели вновь пойти в Старый Город, в Храм Гроба Господня. А дороги не знали... И он, уставший и разбитый, пошел с нами в город. Мы бегом пришли, пробыли в Храме да самого закрытия. Он всегда, каким бы уставшим ни был, отвечал на просьбы людей.

Еще одна слушательница Школы Библии им. Бернардо Антонини: Я два раза виделась с доном Бернардо. Первый раз это был симпозиум, посвященный 30-летию II Ватиканского Собора. Был перерыв, я подошла что-то спросить у него. Он улыбнулся и обнял меня. У меня до сих пор сохранилось ощущение этого прикосновения. Было такое ощущение, как будто я сто лет его знаю, как будто это мой близкий родственник. Хотя, вы понимаете, что не со всеми родственниками мы обнимаемся с таким удовольствием...
Второй раз у нас был с ним разговор в храме св. Людовика. Он пообещал, что будет молиться обо мне на Розарии. Так и было.
Еще я хотела бы высказать свои размышления по поводу того, о чем говорил о. Игорь. Больше всего в его рассказе меня поразила история о советской старушке. Я подумала - из всего того, что я слышала о доне Бернардо, это самое важное. Здесь чувствуется монолит взаимопроникновения священника и человека. Это невероятно трудно. Отец Игорь скорее интонацией, чем словами, охарактеризовал эту старушку. И чтобы она стала улыбаться, чтобы она приняла этого человека вообще как человека, притом иностранца и священника, - это что-то непостижимое.
Если бы я ничего больше не слышала об отце Бернардо, одной этой истории было бы достаточно, чтобы много-много говорить о нем, многое понять.

Еще одно воспоминание: Я хочу сказать о доне Бернардо как о христианине. Для меня важно, что он был экуменистом. Он собирал христиан разных направлений. Однажды в одном светском учреждении он сидел в президиуме, выступали протестанты, католики. Он сказал, что мы ждем православного священника, но не назвал его имени. Я сидела в проходе и вдруг увидела, что к президиуму шел Георгий Петрович Чистяков. Он был моим коллегой, мы работали в Институте иностранных языков.
Мы долго с ним до этого не виделись, и, когда пленарное заседание кончилось, стали разговаривать. К нам подошел дон Бернардо, о. Георгий представил меня...
Я слушала дона Бернардо, когда он вел службу, и думала: «Службу он мог выучить, а вот проповедь?..» Сегодня об этом уже говорили. У него был малый запас слов, сохранился акцент. Но, несмотря на это, каждая фраза была очень информативна, в ней было много смысла. Его было очень приятно слушать.
Всякий раз, когда мы встречались, когда он меня видел, он улыбался мне, а ведь его всегда окружали люди, и я представляла, сколько у него забот... Но всегда, когда мы говорили, в толпе как будто создавался вакуум. Я чувствовала, что нахожусь один на один с ним. Я чувствовала его тепло.
Своими шутливыми фразами о том, что он «бывший итальянец», он, на мой взгляд, выражал свою любовь к России и русскому народу. Мне кажется, независимо от того, католики они или православные.

Слушательница: Когда дон Бернардо был в Москве, в столице процветало экуменическое движение. Не все даже знали, что это такое. К нам в колледж приезжали православные священники, у нас были православные преподаватели. Дон Бернардо понимал, насколько это важно, чтобы люди жили между собой в дружбе и мире. Большие и знающие люди приезжали в храм, обменивались с доном Бернардо информацией и также, должно быть, понимали, насколько это важно.
Вспоминаю разные случаи из паломничеств. Как-то мы стояли на границе с Польшей, опаздывали на поезд, а польские пограничники нас не пропускали. Мы все пробовали - ничего не помогало. И решили - пойдем в автобус и помолимся, попросим: «Дон Бернардо, помоги нам, чтобы пограничники нас пропустили". Это была первая поездка на следующий год после его смерти. И мы сели в автобус и начали молиться. До отхода поезда оставалось полчаса... И через пять минут к нам пришел пограничник, отдал наши паспорта.
Я знаю очень многих людей, которые в экстремальных ситуациях говорят, что нужно помолиться дону Бернардо - и все наладится. Чудо произошло и в моей жизни. В прошлом году мы ездили в Верону на пятилетие со дня смерти дона Бернардо. У моих детей тогда были проблемы, и я ходила и чувствовала, что он меня слышит. Я молилась - и представляете, Господь послал нашей семье двойню.
И еще одно. Когда дон Бернардо умер, мой внук, которому было пять лет, сказал: «Он был святой человек». Каждый, кто знал дона Бернардо, старался оказаться в поле его воздействия. Он шел по храму, и кругом была толпа, каждый хотел быть ближе к нему, потому что от него исходило что-то божественное. Каждый был согрет этим ощущением и уходил удовлетворенным.
Удивительно, но каждый чувствовал, что дон Бернардо любит именно его. Он умел как-то авансировать нас своей любовью. Помните, он говорил: «Не бойтесь быть святыми!»? И хотелось соответствовать его ожиданиям, стыдно было вести себя плохо.

Еще одно воспоминание: Смешная история случилась в 1990-х гг., когда мы много времени проводили в храме. Была зима, было холодно, мы решали какие-то вопросы. Тогда дон Бернардо еще сам водил машину и попросил одного человека пойти прогреть ее. Тот ушел, но не смог на морозе открыть машину и вернулся, чтобы рассказать об этом дону Бернардо. Дон Бернардо посоветовал погреть замок. Снова ничего не получилось. Тогда дон Бернардо сказал: «Давайте вместе помолимся». После молитвы дон Бернардо открыл машину, сел в нее и сказал: «А машина-то - не моя». Его машина стояла рядом.

Галина, бывший секретарь Колледжа католической теологии им. св. Фомы Аквинского: Я очень долго работала с доном Бернардо. У нас был такой изумительный состав, до сих пор это время я вспоминаю не просто с благодарностью, а как что-то святое, просто потому, что оно было.
Хоть наш колледж и называли ликбезом, я всегда говорила: «Пускай ликбез, но он нужен людям. Они приходили, после работы, со своими горестями и радостями, стремились туда попасть. Первый набор был 150 человек. Когда храм еще не был восстановлен, колледж располагался наверху, было холодно, но люди все равно не расходились очень долго после наших лекций».

Виктор Хруль, один из бывших студентов Колледжа: Я помню, как летом 1991 года появились первые объявления о колледже. На самом деле, справедливости ради надо отметить, что у его истоков стоял нынешний вспомогательный епископ Варшавы Тадеуш Пикус и группа московских католиков-мирян. Если же говорить об основателе - то хотел бы напомнить, что колледж, как и газету, и семинарию, и ряд других структур, своим декретом основал архиепископ ... Но мы, конечно, метафорически говорим о доне Бернардо как об основателе, и ни у кого это не вызывает возражений, поскольку все понимают, что именно дон Бернардо был "spiritus movens" этих структур.
Так вот, в 1991 году появилось объявление и был объявлен конкурс, причем взяли не всех. Предпочтение, как я помню, тогда отдавалось кандидатам наук, а я в ту пору был еще аспирантом... Конечно, мы были очень рады зачислению. И когда пришли в колледж, оказалось, что еще раньше существовала одна неформальная группа, которая занималась с о. Сергеем Николенко. Они сразу попали на второй курс. Мы были на первом.
Серьезная проблема заключалась в том, как и чему нас учить. У всех была разная подготовка, разный уровень образования, кто-то получил гуманитарное образование, кто-то - техническое...
Дон Бернардо всегда настаивал на том, чтобы программа колледжа была похожа на программу семинарии, по крайней мере, в богословских курсах. Она, конечно, была усеченная, но тем не менее, в колледже той поры изучались все основные богословские и философские предметы, которые преподаются в семинарии.
Некоторым людям старшего поколения, у которых не было гуманитарной подготовки, было очень трудно. Мы пытались изучать - не скажу, что это хорошо получалось, - древние языки: древнегреческий, латынь. До древнееврейского при мне не дошло, только позже открылся спецсеминар.
Но самое главное, как я чувствую, как я понимаю, было не в этом. Действительно, если бы приехал строгий проверяющий из ватиканской Конгрегации по католическому образованию и, пользуясь точным инструментом, оценил уровень нашей подготовки, пожалуй, выяснилось бы, что мы бы не тянули на колледж как высшее учебное заведение. На какой-нибудь техникум - по советским меркам - возможно... Но главное, что было, - это, конечно, дух общины.
Дон Бернардо и возглавляемая им структура (а он стал деканом колледжа очень скоро, через год после его основания) были центром кристаллизации. Вокруг него объединилась община. Насколько я помню, это была самая сильная община в Москве. Были францисканцы, доминиканцы, которые также стремились объединить людей своей харизмой. Не хочу никого обидеть, но все они были, как мне помнится, микроскопическими общинами по сравнению с колледжем, который объединял всех, независимо от избранной или любимой харизмы.
Мне больше вспоминаются не лекции и семинары, хотя некоторые из них были потрясающе интересны - семинар Игнатьева по социологии, великолепные лекции о. Сергея Николенко по моральному богословию.
Но гораздо чаще и теплее я вспоминаю литургии покаяния. В колледже благодаря дону Бернардо я впервые увидел особый тип литургии, когда исповедь длится несколько часов всю субботу во время Великого Поста или Адвента, потому что людей действительно много.
Не знаю, как сейчас выглядит школа Библии, но наш колледж был местом, куда хотелось приходить даже после трудного дня. Те дни, когда у нас были занятия, с самого утра озарялись радостью предвкушения, потому что вечером надо было ехать в колледж, и эта радость была двойной. Во-первых, от того, что я увижу людей, с которыми духовно близок. Ведь и сейчас католическая община в Москве атомизирована, в своем окружении мы одни, нам подобных здесь мало - в отличие от традиционно католических обществ в Польше, в Литве, в Италии. Вокруг нас здесь другие люди, не-католики, возможно, даже с другой иерархией ценностей. Но в колледже мы приходили в общество себе подобных - это во-первых. Во-вторых, там было, конечно, чему поучиться.
Есть еще одно великое достоинство дона Бернардо, о котором здесь пока не упоминалось. Мне кажется, он сюда, в Москву и потом в Петербург перетащил половину итальянских библиотек. Сколько книг он сюда привозил! У него в багаже всегда бы перевес. Сколько книг он старался покупать здесь, собирая все лучшее! Это его почтение не только к Библии, но и к хорошей богословской и философской литературе достойно всяческого подражания. В Колледже св. Фомы есть неплохая библиотека, есть еще места, где собирается хорошая духовная литература. Но нам не помешала бы в Москве хорошая общедоступная библиотека католических книг. Это был бы хороший подарок памяти дона Бернардо.
И еще я хочу напомнить об одной идее Елены Михайловны Сморгуновой. Она говорила о том, что уже подготовлены к печати исправленные книги дона Бернардо - «Экзегезис Ветхого Завета» и «Экзегезис Нового Завета». Нужно только найти деньги, чтобы их издать. Давайте постараемся это сделать в память о нашем добром пастыре.

Слушательница Школы Библии: Я хотела бы дополнить и развить то, что было сказано по поводу старушки из квартиры на Петровке. Мы вспоминаем о. Бернардо, вспоминают его те, кто у него учился, католики... Но мы не знаем, сколько людей сейчас не могут высказать свои вспоминания, но так же вспоминают о. Бернардо.
Дон Бернардо сумел понять эту старушку, у которой - мы же не знаем - была тяжелая, возможно, страшная жизнь. И наверняка, может быть, она впервые в жизни о. Бернардо исповедалась. Может быть, она и верующей-то не была. Возможно, она разным людям рассказала о доне Бернардо, когда сердце ее оттаяло. И сегодня нам трудно сказать, сколько людей его знают из тех, кто его не видел, и вспоминают добрым словом. А эта старушка, быть может, тоже уже на небесах и благодарит его, потому что благодаря ему она исповедалась и пришла к Богу. Ему говорят «спасибо» не только те, кто хорошо знал его, но и те, кто слышал рассказы о нем, помнят о нем, возможно, и люди, далекие от Церкви.

Прелат Андрей Стецкевич: Для меня тоже было удивительно, что он был в России. Иногда он бывал в пятницу в Питере, в субботу в Москве, в понедельник в Калининграде, а во вторник в Хабаровске или Иркутске. Удивительно, что с нами рядом был человек, который имел дар быть в разных местах и служить своими силами, знаниями и любовью...
Важно вспоминать человека, который еще живет в тех, кого он встретил. Мы свидетели его жизни. Не исключено, что мы дождемся беатификационного процесса и он будет назван блаженным Католической Церкви. Но это очень серьезный вопрос и процесс этот занимает много времени.
Если есть люди, которые верят, думают и знают, что он святой. И, возможно, придет время, что Церковь скажет об этом всему миру. Поэтому важно, что есть информация, которую можно оставить на будущее, передать потомкам.

Виктор Хруль: Это особенно важно для тех итальянцев, которые знали дона Бернардо. Ведь последняя значительная часть его жизни прошла вне Вероны, вне Италии. Они хотят узнать о ней как можно больше. Два года назад они начали издавать бюллетень, который назвали «Свет Евангелия» по имени газеты, которую дон Бернардо основал здесь. Этот бюллетень, в отличие от газеты, продолжает существовать, и его читатели нуждаются в наших свидетельствах. Нам хорошо бы собрать воспоминания такими, какие они у нас остались. Если вы знаете еще кого-то, кто мог бы поделиться воспоминаниями, мы всегда готовы помочь их записать и опубликовать на сайте "В свете Евангелия".

http://procatholic.ru/

При цитировании или использовании любых материалов гиперссылка на www.christusimperat.org/ru обязательна